В отличие от домашней обстановки, где требуется дисциплина и организованный режим дня для рисования, что мне всегда доставляло немало труда, на работе рисуется легко.

Пришлось тут сделаться совершенно обыкновенным, банальным офисным планктоном. По причине совсем и вовсе даже не навязчивой мысли о постоянном заработке. Это было бы смешно, если бы не было так скучно... Но начальница моя, прослышав о моих способностях, уже начинает меня по-немногу эксплуатировать в художественном смысле, что радует обеих. Халтура на работе становится не только сугубо профессиональной, но и сугубо официальной. :)

Делюсь арт-деталями своего нового, хоть уже и вчерашнего, образа. Тем более, что некоторые из этих деталей неожиданно для меня самой стали вдруг особенно актуальными.

Я пристально всматриваюсь в глаза художника. В них мелькает безумный блеск пагубной склонности к одуряющим радостям бутылки. Я смотрю, не отрываясь, и проникаю ещё дальше: меня ужасают открывшиеся  бескрайние просторы морального разложения. Здесь сосредоточено всё: предательства, воровство, обманы. Но что стоит за этим, где истоки? Я смотрю дальше… И в этот момент меня накрывает волна безграничной тоски и скорби. Мне открывается весь ужас мрачного состояния его души. Там вопиёт беспросветное одиночество в великом безмолвии вечной ночи. Замогильная грусть пеленает сознание. Израненная душа яростно мечется в замкнутом круге человеческого бытия: как преодолеть эту изначальную скорбь? Его взгляд, словно кинжалы, которые ранят в самые потаенные глубины сознания.

Валентин Петрович посмотрел на часы. Стрелки показывали 9.45. Он поднялся с кровати, чувствуя какую-то слабость.

-  Наверное снизилось давление, - подумал он, решив выпить чашечку кофе. Правда кофе Валентин Петрович позволял себе довольно редко, но глотать таблетку в данном случае не хотелось, не настолько все было плохо.

Геннадий Рыбалко ЛОВИТЕ ВЕТЕР История неудавшегося математика От автора Это не биография, это - "и др.", а именно - повесть, основанная на биографии автора, его былых ощущениях и нынешних оценках. Поэтому имя у главного персонажа иное и автор не берет на себя никаких обязательств в плане соответствия минувшим реалиям. А если какие-то имена, названия и проч. совпадают с реально существовавшими или существующими, то, дорогой читатель, автор просит помнить, что любая попытка не считать такие совпадения случайными является незаконной.

Глава 1

Детский Ужгород

Стасик нес двести грамм изюма, которые мама поручила ему купить для изготовления своих фирменных пирожков с изюмом. Полагая, что кулинарное священнодействие требует точного расчета - именно так оное подавалось в уважаемой домашней "Кулинарной книге", он позволил себе съесть ровно одну изюминку, хотя всю дорогу из центра до их окраинной улицы Павловича и приходилось подавлять желание съесть еще. Навстречу шел знакомый мальчик. Синие трусы выглядывали из-под черных шорт (сначала на этот дефект облачения ему указывали, но после того, как он каждому доброхоту одинаково равнодушно отвечал "Я знаю", все поняли, что он в курсе, а, значит, и говорить тут не о чем). Он был крепыш, но не заносился, а мать его работала стропальщицей на ДОКе (нет, не строили кораблей в Ужгороде с его бурной, но не глубокой рекой Уж - это было всего лишь сокращение от "Деревообрабатывающий комбинат").

Проходя через мостик по дороге к знакомым ребятам, Стасик часто наблюдал, как на путях суетится несколько женщин с пышными формами и в еще более пышных рабочих штанах, обеспечивая разгрузку краном огромных колод, которые чудесным образом превратятся на ДОКе в красивую на весь тогдашний Союз закарпатскую мебель. Очевидно, без мужа да еще и с ребёнком, эти физически сильные женщины устроились на такую не вполне женскую работу в силу того, что на неквалифицированной типично женской должности вдвоем было не прокормиться.

Мальчик был угощен также ровно одной изюминкой с объяснением, что изюм идет на пирожки и потому нужно принести заказанное количество (ну, почти нетронутым). Придя домой через десять минут, Стасик был неожиданно удивлен, когда, рассказав в момент передачи изюма о своем подвиге сдержанности, услышал: "Да надо было больше съесть". Заодно был разрушен детский миф об "аптекарской" точности кулинарных пропорций.

Глава 2

Подростковые Винники

Григорий Иванович вошел в класс быстро и просто. Как всегда. Как всегда, был одет в хорошо сидевший двубортный пиджак и офицерские галифе... Историк (он же - директор) вёл уроки в такой же "униформе", только цвета были другие да фигура не такая стройная и даже наоборот.

Сколько недовольства вызывал этот его полувоенный наряд у подростков! Одна уверенная девочка, у которой отца год назад демобилизовали по хрущевскому сокращению вооруженных сил, сказала по этому поводу: "Он ведь давно демобилизовался!" (Возможно, её недавно демобилизовавшийся отец тоже носил эту полувоенную, а, может быть, и вовсе военную - только без погон - одежду. Так чтобы отмежеваться от предмета подросткового осуждения, она и сделала это пояснение.) Все понимали причину приверженности к армейской форме (о том, что когда-нибудь на нее будет мода, и в голову не приходило): скромность учительских и даже директорских (тем более, что их райцентровская русская школа была небольшая - неполная средняя, а к тому же и малоформатная) доходов. О других причинах и не думали: советский идеализм вполне уживался с бытовым материализмом. А они могли быть: в маленьком городке было не шибко чисто и после походов по его тротуарам в трехсезонную слякоть (во Львове тех лет и зима тоже поливалась моросящим дождем; это называлось "львовской погодой")... так вот брюки не дочистишься и не достираешься. Да если бы это было всё! Ведь, даже имея деньги, купить брюки, которые бы тебе подходили хотя бы по размеру (о модных и мечтать не приходилось!), было жуткой проблемой! В отличие от армейских офицерских, которым, к тому же и "износу не было", пошитые тогдашней легкой промышленностью "штаны" настоящими брюками никогда не были и даже после самой тщательной ушивки даже на самой лучшей фигуре "сидеть" не хотели...